Непредсказуемый и своенравный нрав, которым отличалась Курманджан датка, удивительно сочетался с трезвым расчетом и мудростью дальновидного стратега. О том свидетельствует факт биографии Алайской царицы, когда ее предостережение однажды спасло от верной гибели десятки тысяч соплеменников. Речь идет о поступке, предотвратившем участие многих алайцев в печально известном Андижанском восстании 1898 года.
Как известно, это массовое волнение сепаратистов охватило в конце 1890-х значительную часть Ферганской долины. Выступление, носившее ярко выраженный антиколониальный характер, проходило под лозунгами газавата, «священной войны». Последнее было отчасти обусловлено некоторыми просчетами, допущенными русской колониальной администрацией с момента завоевания Коканда. Как пишет в одной из своих работ современный узбекистанский исследователь Б.М. Бабаджанов, местное
исламское духовенство после падения ханства заняло двойственную позицию. Большинство его представителей формально смирились с неизбежностью.
Причем, скорее всего, священнослужитель и не стали бы настраивать паству против новой власти, если бы не ряд обстоятельств, оскорбляющих чувства магометан. По данным Бабаджанова, например, в пятничных и праздничных хутбах (молитвах. - Прим. В.П.) по приказу колониальной администрации после обычных славословий в адрес Пророка и первых четырех праведных халифов приходилось вставлять имя «Всемилостивейшего Государя императора».
Подобным же образом с молчаливого согласия этой части духовенства ущемлялась не только свобода вероисповедания мирян, но и права клира. По мнению советского исследователя К. Касимбекова, именно благодаря начатому в 1895 году частичному секверу вакфного имущества медресе и мечетей и введенным с ведома колониальной администрации ростовщическим кредитам под будущий урожай, вкупе с отменой шариатских налогов и заменой их общеимперскими, произошло массовое обезземеливание крестьян, разорилось немало мелких ремесленников и торговцев.
Судя по ряду сохранившихся документов, возможный трагический поворот событий предвидел ряд должностных лиц местной государственной администрации.
В архивах находится немало писем и прошений, указывающих на негибкую и недальновидную политику царизма. Впрочем, единичные трезвые оценки тонули в море восторженных публикаций того времени по поводу русской колонизации
Средней Азии, «более мягкой и либеральной по сравнению с британской колониальной политикой в Индии».
Впрочем, вышеназванные причины восстания составляли, можно сказать, лишь «видимую часть айсберга». Поскольку в числе организаторов смуты было немало представителей духовенства, не сумевших (либо не пожелавших) интегрироваться в систему новой власти и составивших ей оппозицию. Особенно много недовольных было среди тех, чье материальное положение с приходом россиян резко ухудшилось.
Очевидно, консолидация двух группировок представителей местного клира была бы маловероятной, если бы их не сподвигли сплотиться грубые административные просчеты новой власти. Впрочем, подготовившее почву для восстания трагическое стечение обстоятельств является скорее закономерностью для Средней Азии, что неоднократно подчеркивал ряд российских и советских историков. По их мнению, отсутствие конвергенции культурно-мировоззренческих позиций колонизаторов и наиболее образованных представителей местного населения всегда служило на исламском Востоке детонатором для религиозных войн.
Таким образом, подспудно зревшее в течение нескольких лет недовольство мусульман некоторыми новшествами и просчетами колониальной администрации было подогрето радикальными лозунгами маргинального слоя духовенства. Для начала газавата - священной войны против «неверных» - не хватало лишь лидера, наделенного харизмой. И тот не заставил себя долго ждать...
Отношение к Курманджан датке и Шабдан-баатыру в Центральной Азии и за ее пределами
