Управление городом особенно ярко отражает дискриминационную и эксплуататорскую направленность политики царского правительства в Туркестане в отношении местного, нерусского населения. В отличие от других уездных центров Ферганской области, где управление городом и его хозяйством, включая составление бюджета, возлагалось на уездных начальников с символическим участием городских депутатов, в Оше, где большинство горожан составляли коренные жители края, фактически вся власть в городе и уезде находилась целиком в руках военно-полицейской администрации. Предоставлять даже зажиточной местной городской верхушке какое-либо «самоуправление» царские власти тогда отказывались. Это, в частности, наглядно проявилось при введении в 1892 г. в империи нового Городового положения, которым для имущих слоев горожан вводилось урезанное «самоуправление».
Так, очень характерен отрицательный ответ ферганского военного губернатора на запрос начальника края о возможности применения этого положения к Ошу и другим городам Ферганской области: ввиду того, что в них «русского населения, за исключением немногих лиц, состоящих на государственной службе, почти не существует, а предоставлять туземцам дарованные этим положением права городского самоуправления [он] находит вредным не только для дела по ведению городского хозяйства, но для русских интересов вообще». Губернатор считал лишь необходимым учредить в помощь уездному начальнику для ведения городских дел секретаря, что впоследствии и было сделано для ошской администрации.
В конце XIX в. уездные власти состояли из начальника уезда, располагавшего широкими правами в отношении городского и сельского населения, его помощника-секретаря, письмоводителя и так называемого «письменного переводчика». Но судя по документам начала XX в., бездейственным придатком при уездном начальнике все же значился городской хозяйственный комитет из богатых горожан (совещательный безвластный орган), служивший ширмой для военно-народного (читай: полицейского!) управления в городе.
Особенно же пеклись тогда ошские власти.об учреждении должностей двух участковых приставов в уезде и «для порядка» — городского полицейского пристава и письмоводителя. Не довольствуясь пятью рассыльными джигитами, уездный начальник, поощряемый к тому областными властями, требовал выделить еще содержание для шести тайных осведомителей в среде коренного населения и пяти джигитов для преследования «разбойников».
В распоряжении полицейского пристава Оша, находившегося в подчинении уездного начальника, было 30 городовых, из них 21 конный. В помощь им горожане содержали еще за свой счет 99 наемных пеших и конных ночных караульщиков. В ведении городского пристава находились помимо города с Ошской волостью участки кочевого и оседлого населения в уезде. Впоследствии (к 1910 г.) были учреждены еще и должности полицейских приставов этих участков. Только расходы на полицию составляли свыше трети городского бюджета (в 1908 г. — 37,5%).
Ошские уездные власти заигрывали с киргизской родоплеменной знатью, жестко проводили политику кнута (для трудового населения) и пряника (для представителей феодалов). Пример тому— подавление так называемого Андижанского восстания 1898 г., когда сотни повстанцев, в том числе выступавших против гнета царизма киргизов (среди них и акын-демократ Токтогул Сатылганов), были арестованы и отправлены в ссылку (Токтогул — в Сибирь).
Пример тому — почести и награды «алайской царице» — Курбанджан-датхе, один из сыновей которой заблаговременно предупредил ошского уездного начальника о готовящемся выступлении народа.
